В конечном итоге, все пьесы Жене — это театрализованное воссоздание фантазий парии и изгоя (сам Жене, до того как прославился как писатель, был известен лишь среди воров и гомосексуалистов). Фигура отверженного обществом бродяги, прокламирующего свою асоциальность, стала одной из самых популярных в послевоенной литературе; мы встречаем ее трансформированной в пикаресках английских «сердитых» в романах Беккета, в индийском фильме «Бродяга». Поэтому пьесы Жене — о преступниках, служанках, неграх, об алжирских нищих. Здесь мечты, сценически организованные в соответствии с принципами Арто, соприкасаются с действительностью. А что зрители научились сами воссоздавать конкретную реальность из показанных им фантазий, видно хотя бы из того, что во время представления последней пьесы Жене — «Ширмы», посвященной Алжирской войне, сцену забросали тухлыми яйцами и овощами не поборники реализма в театре, а фашиствующие оасовцы.
С другими словно происходит прямо на наших глазах забавная трансформация: они смело шагают из своего XVI в. в современность. Как и в других драмах Осборна, центральный образ Лютера превалирует над остальными персонажами. Но россыпь человеческих фигур обильнее, и каждый очерчен с новой для драматурга четкостью н остротой. Образ Лютера оттеняют с разных сторон превосходно написанные характеры: его отец Ганс, простой рудокоп, в будущем мелкий буржуа, цепко и упрямо держащийся за жизнь и решительно не способный понять, почему его сын, который мог стать бургомистром или законником, ушел в монастырь; целая плеяда церковников — начиная от папы Льва X, гурмана и франта, который появляется в элегантном охотничьем костюме, окруженный собаками, в сопровождении доминиканцев, и кончая продавцом индульгенций, преподобным Иоганном Тетцелем, сочетающим в своем лице завзятого торгаша и опытного демагога.
Невеста пытается его спасти, но ее усилия напрасны. Имущество мота продают на аукционе, а сам он, потрясенный происшедшим, кончает жизнь в лондонском Бедламе.
Мотивы Хогарта Стравинский трактует иронически. Либреттисты У. Оден и Ч. Кальман вводят в оперу и некоторые новые, по сравнению с Хогартом, мотивы: наследство исходит от черта и есть лишь дьявольское искушение; безумие Тома Райкуэлла — это проклятие и месть черта, который так и не смог заполучить душу своей жертвы. И хотя «суть» истории, рассказанной у Стравинского, не совпадает с моралью притчи Хогарта, в эпилоге действующие лица оперы по старинной традиции ad spectatores произносят поучение: «Слушайте, добрые люди! Ведь но каиедому мужчине бог дает такую Энн, чтобы ее верность служила ему образцом! Не каждый раз любовь и милосердие становятся на сторону развратника!… И так уж повелось от начала века: кто ленив, кто труда не любит, того и черт найдет… Но худо ли, хорошо ли, а вся эта история — не более чем театральное представление!»
В первые годы постепенно складывается театральный стиль Пикколо-театра и уточняются его художественные цели и средства. Театр пересматривает ранее существовавшие организационные и творческие принципы. Он борется за постоянный актерский состав, отказывается от ориентации на «звезд», добивается ансамблевости в исполнении, ведет скрупулезную работу над мизансценпрованием, тщательно отрабатывает все компоненты спектакля. Впервые режиссер в итальянском театре выступает как организующая сила спектакля.
Кажется, что английская историческая драма на рубеже 50-х и 60-х годов становится преимущественно религиозной. Шестнадцатый век — время действия «Лютера»: начало реформации в Европе, атаки Лютера на церковников, отстаивание им чистоты и истины священного писания. Тот же шестнадцатый век — время действия «Человека для любой поры»: Томас Мор выступает против реформации, при этом он также сражается за истину и чистоту священного писания. Пьесы как будто бы даже полемизируют друг с другом: в одной — герой отдает всю жизнь борьбе за реформацию, в другой — идет на плаху, не соглашаясь с реформацией. Но, в сущности, и Болт, и Осборн, и главные герои их пьес совершенно равнодушны к вопросам религии. Абсолютно не существенно для них, нужна ли была реформация с религиозной, да, пожалуй, и с исторической точки зрения. Трудно найти более нерелигиозных людей, чем Лютер Осборна или Мор Болта. Религиозная тематика выбрана авторами, чтобы поставить вопросы о вере и верности в самой общей и несколько приподнятой форме — о вере, как общей идее, ради которой живет человек, о верности как свободном и полном, если надо, и героическом, выражении своей личности. Тематики лучше и ближе к своему времени для раскрытия этих мыслей драматурги не нашли.
Подходя к своим подчас конкретным темам чисто эмоционально, Жене неизбежно мифологизирует их, воплощает в ритуале. Один из наиболее характерных примеров — пьеса «Негры», где группа актеров-негров должна исполнить перед белой аудиторией ритуал своего отмщения белым. На сцене европейцев представляют сами негры в масках Королевы, Судьи, Губернатора, Миссионера, Слуги. Перед этими символическими персонажами негры разыгрывают ритуал соблазнения и убийства Белой женщины, а затем, после того, как Королева со свитой покидает верхнюю площадку сцены, изображая приезд в колонию карательной экспедиции, негры демонстрируют расправу с теми, кто олицетворяет власть и угнетение. Одновременно Жене, по своему обыкновению, дробит планы театральной иллюзии, давая зрителям понять, что параллельно с ритуалом, исполняемым на сцене, где-то за кулисами, «в действительности» происходит суд над предателем движения, его казнь и выборы нового делегата в Африку.
В разных формах интеллектуализм и, в частности, сартровская теория ситуации, продолжает быть одним из средств анализа человеческого поведения в современных условиях, Однако на смену идут уже другие направления, связанные так или иначе с традициями интеллектуальной драмы, но резко отличающиеся от нее по самой своей структуре.
Однако сама по себе привлекательность синтетической драмы для современных композиторов не снимает основного противоречия оперного творчества наших дней — постоянных поисков новых путей и — одновременно — прочности, цепкости старых навыков оперного письма, приверженности традиционным формам. Преобразования в мире оперы велики, но ни один жанр не сохранил, пожалуй, столько традиционного, как опера. Эту избитость, изношенность приемов нередко пародировали сами композиторы. Достаточно вспомнить «Оперу нищих» в Англии XVIII в. или «Любовь к трем апельсинам» Прокофьева. Сравнительно свежий пример — «Карьера мота» Стравинского (1951), где весь привычный арсенал оперных средств есть одновременно предмет и любования, и насмешки. Сочиняя в свои поздние годы «Карьеру мота», Стравинский не хотел и не мог работать «всерьез» в оперном жанре. Театр Стравинского известен по его «Истории солдата», где рассказчик и мимический актер порознь разыгрывают одну и ту же ситуацию, по его опере-пародии «Мавра». (Опера «Соловей» в этом смысле — явление побочное, не имевшее продолжения.)
Рисованные картины на экране органично переходили в действие актеров на сцене. В брехтовском спектакле «Швейк во второй мировой войне» Планшон применил вращающуюся сцену и прожектора для создания крупных планов и панорамирования. Правда, чрезмерное увлечение чисто техническими находками и зрелищной стороной спектакля несколько снизило его идейно-политическое звучание.
Из всех названных до сих пор композиторов немецкого музыкального театра Герман Ройтер, может быть, наиболее компромиссный и наименее оригинальный. Это достаточно ясно уже из упрощенческого «классицизма» с реминисценциями из немецкой романтической музыки и заимствованием некоторых технических приемов у Орфа в «Одиссее» (1942), вероятно несвободном от «стилистической конъюнктуры» 30-40-х годов. Однако Ройтер и сегодня еще пользуется солидным влиянием. Начиная свою творческую биографию в русле фестивалей Донауэшингена и Баден-Бадена 20-х годов, Ройтер в целом остался верен принципам эпического музыкального театра, руководствуясь теми представлениями о театральном новаторстве, которые он смог почерпнуть у Брехта. Сегодня в его многочисленных композициях радикализм драматургии все же идет далеко впереди поисков в области нового языка и стиля.