Идея прогресса
Французы предприняли идеализацию героя с целью вернуть униженному историей человеку его утраченное достоинство и почти насильно приподнять над буржуазной обыденностью. Вырвать из эгоизма житейского бытового «я» и волевым актом ввергнуть его в общее движение исторического потока. Тут — очищенный от конкретной орнаментики идеалистический историзм французских авторов.
Величайшая трезвость
Эпичность. «Абстрактную» же любовь к человеку отрицали в равной мере и французы, и Брехт — такова характерная черта всякого интеллектуализма. Человек для Брехта — пример. Сартровская «колба» — условие интеллектуально-этической театральности. Изоляция для Сартра — то же, что для Брехта — расширение, экспансия, космичность масштабов, та полая пустота ровного света. Для Сартра космос — это лишь человеческий мозг.
Человек на велосипеде
Велосипед — машина (а по Декарту тело — машина), подчиняющаяся непосредственно разуму, человек на велосипеде — это «картезианский кентавр», как пишет один из исследователей Беккета, символ совершенства. Поэтому Хамм заявляет: «Нам бы настоящее передвижное кресло. С большими колесами. Велосипедными!» (Его кресло лишь на роликах.)
Упоминание о безногих обрубках
Хамм в таком случае должен изображать веления тела, инстинкты, жестокое волевое начало, а Клов, обреченный на вечное хождение (он не может сесть), воплощает вечно функционирующее сознание.
Он хочет покинуть своего господина, но привязан к нему, как разум привязан к телу. Слева, в урнах,- безногие родители Хамма Нагг и Нелл, высовывающиеся изредка, чтобы вспомнить прошлое или рассказать один и тот же анекдот.
Французские трагики-экзистенциалисты
Как уже замечено было, герои Брехта выигрывают в каждой отдельной ситуации, проигрывая перед лицом истории. У Сартра — наоборот. Поступок сартровского Ореста — чистейший проигрыш для него лично, более того, он житейски бессмыслен так же, как и поступок ануйлевской Антигоны. Но перед лицом истории Антигона выигрывает — в некоем высшем, в идеальном смысле.
Драматургия Брехта
Словно один на один с историей.
Одна рельефная человеческая фигура во всей своей натуральной нищете предстает одинокая, виновная и невиновная, активная и бессильная в центре лишенного источника света небывалого освещения.
Круг сцены
Брехт, как и во всем, подходит к XX в. совсем с другого конца. Все его интересы сосредоточены в картинах внешнего мира, окружающих человека по мере свершения его судьбы.
Мировая война
Проповедью иррационализма, демагогически использованной для борьбы с буржуазной демократией, давно вступившей в эпоху кризиса, национал-социализм прикрыл крайние формы авторитарно-бюрократической системы, порожденной империализмом. Миф, вместо истории и реальности утверждающий вечное и неизменное, использовался как средство оболванивания масс, которым «вожди» и пророки тут же подсовывали реальность, выгодную им и творимую ими.
Национальные традиции
Сартр же, напротив, считал именно эту личность, с ее скрытыми и явными интересами, с ее поражениями и победами, с ее решениями и уклончивостью, самообманом и прямотой,- единственным реальным и достойным предметом литературы.
Брехтовский Галилей
Для каждого из персонажей брехтовской фантазии, любящей плоть, мы без всякого труда найдем жизненные «прототипы» в нашей сегодняшней, все еще недостаточно «действительной», по Брехту, действительности.
Собственный «театр абсурда»
Современная английская драма
Драматизм образа Юрека
Конец Колина
Вторая поправка Мерсера
Первая поправка
Атмосфера страха
Творческая эволюция
Эксперимент строительства социализма
Внешняя картина