Французы предприняли идеализацию героя с целью вернуть униженному историей человеку его утраченное достоинство и почти насильно приподнять над буржуазной обыденностью. Вырвать из эгоизма житейского бытового «я» и волевым актом ввергнуть его в общее движение исторического потока. Тут — очищенный от конкретной орнаментики идеалистический историзм французских авторов.
Ануйль средствами разума исследовал иррациональное. Сартр разумно исследовал разумное. Альбер Камю начал всю эту работу раньше и пошел дальше: он разумно исследовал абсурдное. Там, внутри человеческого сознания, устраивала вся эта драматургия смертельные бои со своими собственными полководцами, героями, тиранами и палачами, и все это во имя того, чтобы утвердить необходимость ответственности самой личности, независимо от того, детерминирована она или нет.
Соответственно, в центре этого театра оказалась не идея прогресса, а идея свободы. Цель — пробуждение в зрителях волевого импульса к реализации того, что, всесторонне осознав ситуацию, подсказывает разум.
Но совесть, не вора, не подчинение авторитетам, не чувство справедливости и не чувство прекрасного или уродливого, вообще не чувство, меньше всего чувство, но именно разум в мучительном вооружении всех своих противоречий стал единственным сувереном и героем этого театра, облачившись в древнюю тогу свободы. Такое понимание свободы французские экзистенциалисты времен войны и называли «быть». Остальное они третировали, как «небытие», как «ничто», как «недействительное», хотя и вполне реальное. (Немецкие экзистенциалисты считали, что бытие — это судьба, а не свобода.)