В мысли автора нет прямолинейной назидательности: заключенные, разумеется, тоже далеко не ангелы, но дело не в личных качествах, а в том, какое развитие они получают и в какой среде. Даже, казалось бы, традиционные национальные предрассудки имеют точный социальный адрес. Англичанин-койтрабандист — свой среди заключенных, а англичанин-палач для тюремных властей — чун;ак. Начальник тюрьмы сетует: «Мы помещали объявление, что требуется палач-ирландец… с хорошим знанием ирландского языка… Но не было подходящих кандидатур».
В «Смертнике» вопрос о нравственности и безнравственности, добре и зле решается лишь с точки зрения центрального конфликта пьесы. Это определяет и отношение к религии и церкви: Биэн (здесь он солидарен с ОКейси) игнорирует ярлыки и видит за ними людей.
Священник, о котором вспоминает Риген, достоин уважения, потому что выполнил свой человеческий долг, поддержал приговоренного к смерти в его последние часы.
Биэну симпатичны искренне верующие, как Риген и заключенный В. (оба они стремятся жить по совести). Но столь яге симпатичны и те, для кого все, что связано с религией,- пустая формальность, как, например, Данлейвин и Сосед (они с восторгом вспоминают, каким подспорьем была библия в камере: из ее листов сворачивали самокрутки).
Но когда религия перестает быть личным делом и становится чем-то вроде официального мундира власть имущих, она зло: ею прикрываются равнодушие и жестокость. Не случайно, что благочестивый лицемер по прозвищу Святой Хили, чиновник департамента юстиции,- единственный персонаж, нарисованный рукой злого карикатуриста.
Как говорилось вначале, «Смертника» нельзя назвать пьесой с одним центральным героем. Это не означает, что судьба осужденного на смерть — нечто второстепенное в пьесе.