Культ действия, превращение патриотизма в агрессию и нацизм, силы в насилие, национальной культурной традиции — в систему расистского мышления, наконец, спекуляция на словах «революция» и «социализм», превращение энергии масс в энергию штурмовиков, вишистов, петеновцев и т. д.- вот мишени, по которым расстрелял патроны французский интеллектуализм во время войны и сразу после нее.
Порабощение Франции заставило вдруг сделать нечто непредвиденное: средствами картезианской, рационалистической логики вылущить из немецкого экзистенциализма (философии, в конечном счете находившей то высшее объяснение и оправдание фашизму, о котором мы говорили) такое рациональное зерно, из которого со всей трагедийной неотвратимостью выросла громадной взрывчатой силы антитеза фашистской идеологии именно в сфере идеальной, духовной.
Не случайно все тираны во французских трагедиях военного времени обладают и силой, и логикой, и определенным пониманием своей «исторической миссии». И не случайно убивавшие их герои экзистенциалистской драмы отказывались от высокого слова «миссия» и декларативно противопоставляли ему как будто лишенные идеала слова «свобода выбора». Авторы этих трагедий и их герои тем самым декларировали необходимость возвращения человека к самому себе.
В третий раз в своей истории французская драма надевала на себя классический наряд; и во всех трех случаях для пробуждения и поддержания героического духа. Классицизм XVII в. является предтечей экзистенциалистской трагедии времен второй мировой войны, но, как сейчас модно выражаться, по законам «обратной связи».