Лица жестокости

Два лица жестокости, то совмещаясь, то будучи противопоставлены, присутствуют постоянно, хотя в последнее время упор делается на противопоставляемую безликому миру абсурда эмоциональность. Это обнаруживается и в увлечении романами маркиза де Сада (о нем самом не так давно вышло несколько книг), и, если взять английскую драму, в пьесах Г. Пинтера, где героям грозит безымянная, неопознанная опасность, в пьесе Д. Радкина «К ночи», где группа садовых рабочих убивает в каком-то первобытно-кровожадном порыве не понравившегося им болтливого старика-ирландца. Кульминацией здесь, пожалуй, была пьеса П. Вайса «Марат/Сад» в постановке П. Брука.

Но если эта «жестокость» порождена действительностью, то причем здесь ритуал как элемент театральной стилистики? Зачем ссылки на книгу «Театр и его двойник» французского режиссера и теоретика театра Антонена Арто, написанную в в 30-е годы? Для того, чтобы правильно понять, что же происходит сейчас в театре, необходимо вернуться к анализу того, какие изменения произошли в искусстве в первые три десятилетия нашего века.

Не случаен сейчас вновь возросший интерес к искусству 20-х годов и, в частности, к экспрессионизму, этой колыбели многих последующих направлений и школ. Именно в экспрессионизме был наиболее решительно выражен разрыв с искусством предыдущей эпохи, хотя в конечном итоге экспрессионизм во многих отправных своих точках повторял в новых условиях и на новом языке традиционный романтический бунт. Романтизм так же противопоставил себя рационализму просветительства, в котором он видел торжество буржуазности, как экспрессионизм — натурализму, где он находил концентрированное выражение в искусстве буржуазного способа мышления.

Май 2014
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
« Июл    
 1234
567891011
12131415161718
19202122232425
262728293031