Некоторые из них тогда развили негативизм французской антифашистской драмы до новых пределов, учитывая новые обстоятельства истории.
В 50-е годы модификацией интеллектуализма оказались все почти «безыдеальные» направления — швейцарская школа драматургов, с одной стороны, французская драма абсурда с ее поистине универсальной критикой мира и человека — с другой. Трагедия превращалась в фарс. В театре так же, как и в истории этих лет. Над чистым интеллектуализмом с его претензиями смеялись, и при этом настолько убедительно, что лишь гениальному театру Брехта, завоевавшему сцены всей Европы, удалось защитить здравый смысл и удержать за интеллектом все его права на историзм и социальную конкретность обобщений.
Но сколько бы сегодняшние комедиографы ни смеялись над ученой миной «профессорского искусства» трагедии, развернувшейся в 40-е годы,- скучное ученое искусство интеллектуалистов было исторически необходимо и спасительно в годы тотального увлечения невежеством как некоей гарантией массовости, народности, здоровья и идейной чистоты.
Существуют две точки зрения. Одни утверждают, что интеллектуализм как творческий метод закончился. Другие — что он продолжает существовать, принимая различные новые формы. Истина, вероятно, состоит в том, что нечто от интеллектуализма осталось в современном искусстве.
Если интеллектуализм претерпевает удивительные метаморфозы в «театре абсурда» и затем в документальной драме, то сама ситуация эта парадоксальна.
Схема тут возникает такая.
Линия интеллектуализма в европейской драме началась в конце прошлого века; она была детерминирована реальным развитием истории; закончилась эта линия в 50-е годы, когда весь круг существенных проблем, связанных, с одной стороны, с тотальностью империалистических притязаний капитализма, с другой — с его же мещанской обыденщиной мирных периодов,- завершился, придя к своему изначальному пункту: к безверию и отчаянию.