Отрешенность экзистенциалистского героя

Проблемы, которые не могли быть разрешены на базе чисто негативного, свободного от идеалов мышления. Считать человека «брошенным в мир» было уже нельзя. Выяснилось, что он не брошен в мир, а хочет жить.

Другой причиной методологической обреченности интеллектуализма была его намеренная, вынужденная и насильственная бесплотность, бесполость и бесчувственность. Условно можно сказать, что духовное начало, выделенное и защищенное интеллектуализмом, нуждалось в «обручении» с плотью и материальностью. Как только жизнь вошла в свою мирную колею, сразу выяснилось, что интеллектуализм лишь требует свободы, но самой свободы в его искусстве нет.

Отрешенность экзистенциалистского героя от повседневности, от живого, человеческого быта, от личных эмоций, от чувства любви, красоты, природы,- короче говоря, от всего богатства мира, от чувства полноты бытия,- все это было обусловлено трагически. Взаимоотношения человека с другими людьми были неизбежно искажены. «Ад — это другие» — эта сартровская формула 1944 г. четко вобрала в себя ту концепцию фашистского единства, против которой боролись философы.

Рано или поздно кризис французской интеллектуальной трагедии должен был обнаружиться.

В начале 50-х годов кризис уже сквозил в последних драмах французских интеллектуалистов — «Дьявол и бог» (1951) Сартра, «Бекет, или Честь божья» (1958), «Бедняга Битое» (1956) Ануйля, «Праведники» Камю (1949). Последним шедевром интеллектуализма была пьеса «Жаворонок» Ануйля (1953), а итоговым произведением этого направления, пьесой, не случайно обратившейся снова к проблематике войны и гитлеризма, была драма Сартра «Альтонскио узники» (1959). Последняя пьеса прозвучала анахронизмом на общеевропейском фоне новых направлений.