Романтическое стремление к всеединству, противопоставленное «веку уединения», под влиянием народных движений этих лет обернулось социалистическими симпатиями у левых экспрессионистов и стремлением к передаче духа массовости на сцене. Примеры: «Человек — масса» Э. Толлера, массовые сцены в пьесах, массовые зрелища в России. Таким образом, разобщенность личности и общества экспрессионисты пытались устранить проповедью единства. Но когда реальный революционный подъем масс пошел на убыль, оказалось, что абстрактный призыв ко всему лучшему в человеке тщетен. Говоря от имени абстрактно понятой человечности и обращаясь к ней в людях, экспрессионизм иногда недооценивал уродства реального социального человека. Брехт своим трезвым Bзглядом с самого начала заметил эту слабость.
«Господство вещных отношений над индивидами», проявление которого экспрессионисты видели в детерминистской эстетике натурализма, они пытались взорвать при помощи духовности. Существование филистера, т. е. человека, подчинившегося этому господству, приводило их в отчаяние. Герой одной из пьес Корнфельда душит некоего Иосифа, который ничего ему не сделал, только потому, что видит в нем олицетворение филистера. Страстность, пусть даже творящая зло, оправдывается. Ю. Баб пишет: «Холодное — вот содержание понятия „зло» для человека пламенного, сострадающего, наделенного силой любви; вот содержание „черта»».
Если мы уберем сострадание и силу любви, введенные сюда как нечто самоочевидное лишь потому, что «человек добр» (Л. Франк), то перед нами прообраз жестокости, жестокости «горячей», противопоставленной холодной жестокости капиталистической системы, жестокости машины.